
Среди них очень симптоматичной является недавняя статья в «МК», посвященная Сталину. Выступив ранее на страницах «МК» с инициативой поставить памятник Верховному главнокомандующему И.В.Сталину, отложив споры об общей оценке его деятельности, не могу остаться в стороне.
Прежде всего, следует отдать должное гуманистическим ориентирам автора, его искренности и честности, включая признание роли Сталина в Победе. Но и в ней проглядывают стереотипы вполне определенного умозрения на ключевые моменты нашей истории. И автора, и меня заботит профилактика внезаконных репрессий, но для этого нужно продраться через стереотипы, понять сущность происходившего и выучить уроки истории.
Более трех веков назад лорд Болингброк (тот самый, из «Стакана воды») писал: «История — это философия, которая учит с помощью примеров». Но для того чтобы история давала правильные уроки, необходимо понять их смысл.
Первый стереотип, как будто почерпнутый из «Краткого курса истории ВКП(б)», связан с якобы всесильными возможностями Сталина. Подразумевается, что, будь у него другие характер, нравственные нормы и политические ориентиры, история СССР пошла бы другим путем и уж точно избежала бы того, что после разоблачителей тоталитаризма и в особенности после XX съезда КПСС стали называть Большим террором и сталинскими репрессиями.
Прежде всего, Сталин далеко не сразу стал тем всесильным вождем, каким его рисует «Краткий курс», и не он создал механизм репрессий. Сталин был выдвинут Лениным в качестве баланса соперничающих группировок. В той борьбе признанных соратников вождя он воспринимался как рабочая лошадка, не имеющая шансов на первенство.
Отметим, что в той «игре престолов» важно было действовать строго в соответствии с доминирующим «духом времени», страстями классовой борьбы. Все, кто пытался, руководствуясь содержательными соображениями, ему противостоять или даже повернуть вспять, попадали под колеса пролетарского Джаггернаута. Здесь очень показательна судьба «любимца партии» Бухарина.
Реальный выбор был: или самому попасть в жернова, или возглавить процесс, внося в него, по возможности или «применительно к подлости» (кто как считает), разумные коррективы.
Но это вовсе не специфика большевиков. Верность идеологическим принципам, отбрасывание реалий и практической необходимости — давняя традиция, унаследованная от нашей «передовой интеллигенции». Вот пример. Во второй половине сентября 1917 года (за месяц до Октября) товарищ военный министр А.И.Верховский обратился к Демократическому совещанию с предложением сократить армию с 10 до 1,2 млн чел. Этого было достаточно для удержания фронта и вполне посильно для нормального снабжения армии. Провести контролируемую демобилизацию, отпустив солдат в тыл без оружия. В ответ он получил отлуп: «мы должны выполнить свой долг перед союзниками». Страна получила Октябрь.
При оценке процессов того времени вряд ли можно обойти влияние революционной идеологии. Идеологическая мобилизация оставляла очень узкий коридор и для политических решений, и для методов их проведения в жизнь. Малейшее отклонение трактовалось как измена «делу партии» с неизбежными последствиями. Идеологические напряжения лишь усиливали подозрительность и нетерпимость, о которых Надежда Крупская говорила в декабре 1925 года на XIV съезде — и получила «оплеуху»: «спать с вождем не значит знать вождя».
Обсуждаемые репрессии в очень большой степени продукт того идейного наследия, которое диктовало ничтожность личной судьбы в борьбе за реализацию высоких принципов. Большевики были радикальными продолжателями этой традиции. Попытки же выносить им приговор с позиции современных гуманистических представлений — аберрация историзма, вменение чужевременных представлений и, соответственно, утрата понимания существа происходившего. Понять — вовсе не оправдывать, а извлекать уроки.
При оценке роли Сталина в Победе следует иметь в виду редко обсуждаемое обстоятельство. Он выдвинулся на первые роли в борьбе с Троцким. В основе борьбы, как мне представляется, лежали расхождения в предназначении России. Троцкий, отчасти справедливо указывая на «номенклатурное перерождение», полагал, что Россия годится теперь лишь на роль запала мировой революции.
Если сгорит, то и не жалко. Сталин же, с его концепцией построения социализма в одной стране, рассматривал Россию как что-то дорогое, что нужно защищать. Он первый еще в 1925 году заговорил об угрозе интервенции и необходимости перевооружения армии. В основе пятилетки лежала задача создания оборонной промышленности с тем, чтобы к 1932 году РККА могла бы противостоять объединенным силам Запада. Верхи партии на декабрьском Пленуме 1925 года были ознакомлены, как мы сказали бы сегодня, со сценарием, подготовленным разведками РККА и Коминтерна, что к 1932 году Веймарская республика рухнет и Антанта сначала объединенными усилиями подавит коммунистическое восстание в Германии, а уж затем вместе с Польшей навалится на нас. С этого момента создание оборонного потенциала стало фокусом усилий Сталина.
В условиях плохого качества управления (где было взять других?), низкого технического и общекультурного уровня ради достижения цели спасения страны приходилось использовать жесткую идеологическую мобилизацию. Она, конечно же, усиливала репрессивный прессинг. Его издержки, как известно, очень велики, а моральный ущерб просто ужасен.
Но ради справедливости следует оценить и альтернативу — поражение в Великой Отечественной войне, утрату суверенитета, государственности, накопленного за столетия культурного, исторического и научно-технического наследия. Да и, согласно плану «Ост», геноцид нашего народа.
Я совсем не уверен, что при меньшем прессинге удалось бы создать тот производственный, технический и идеологический потенциал, которые стали залогом Великой Победы. Большой задачей понимающей истории была бы сопоставительная оценка этих альтернатив, заменившая односторонний обвинительный уклон.
Есть еще одна сторона нашего развития, связанная со Сталиным, которая вовсе не освещается. Сталин в очень большой степени был порождением партийной номенклатуры, о чем писали не только Троцкий и Восленский. Он вполне сознательно действовал в пандан с ее интересами, но он не был послушным ее слугой. Руководство партии, особенно в ходе войны, вполне осознало последствия идеологического вмешательства и в государственное управление, и в военные действия. Одно только вмешательство начальника ГЛАВПУРа Мехлиса, приведшее к катастрофе в Крыму, стоило нам, наверное, года войны.
В конце войны Политбюро принимает постановление, направленное на разграничение функций партии и госорганов. Дело партии — идеология и кадры, а не вмешательство в текущую деятельность. Да и само Политбюро в тот период это в основном руководители госорганов. Это сильно напрягло «обкомычей», которые лезли в текущую работу и не несли ответственности.
Именно это ущемление интересов партийной номенклатуры, помноженное на постоянный страх перед репрессиями, и создало ту самую поддержку «обкомычей» (составлявших большинство ЦК), позволившую Хрущеву восстановить власть партноменклатуры. Власть, при которой главным был впечатляющий рапорт, заменявший решение проблем.
При таком понимании лозунги преодоления «культа личности», «восстановления ленинских норм» были средством восстановления всевластия партийной номенклатуры. Да и лично для Хрущева, активно боровшегося с «врагами» на Украине, это была нужная «отмазка».
Понимающая история позволит увидеть и некоторые иные аналогии. Например, очистить от идеологии наше противостояние с Западом. Напомню, что в манифесте Наполеона I о причинах вступления в войну с императорской Россией говорилось об императиве устранения ее влияния на дела Европы. Постепенно и в нашем обществе развеивалось обаяние либеральных мифов и осознавались глубинные силы мировой политики. Пример: эволюция взглядов Пушкина — от оды «Вольность» до манифеста «К клеветникам России».
Сталин также прошел эволюцию: от пролетарского глобализма к мировой революции — и к интересам нашей национальной безопасности. Теперь, когда опубликованы тысячи страниц документов его правления, почти не о чем спорить.
Налицо аллюзия с эволюцией нашей политики с конца XX века — от сочувствия либеральному глобализму до «разумного консерватизма», основы суверенного развития в начале XXI века. Жаль, что эти эволюции «духа времени» не получают отражения в учебниках.
Сегодня, в условиях глобальной турбулентности и ее проекции на многие наши внутренние проблемы, важно понять их существо, преодолев многие стереотипы. Нельзя допустить, чтобы идеологическая трескотня заслонила существо грозных вызовов, и здесь нам очень может помочь понимающая история.
Источник: https://dzen.ru/a/aR4MsUw7fzR15v1D





